лгал. Адам всего лишь шел за плодами, но Лилит приметила, что он приглядывается к тенистым узорам между деревьями и что у него озабоченное лицо. Тогда она спустилась к нему, невидимая, зашуршав листвой:

— Адам… Адам!

— Лилит! Где же ты?

Неимоверным усилием Лилит собрала свою суть воедино, сгустив ее настолько, что, несмотря на бестелесность, беззвучность и неосязаемость, усердия хватило на то, чтобы Адам смог ее услышать и увидеть, смутно, будто издалека, — колеблющийся контур на древесном фоне, тот самый облик, что он когда-то придал ей. Лилит с трудом удерживала эту целостность, мерцая перед его глазами.

— Лилит! — выкрикнул он, потянувшись к ней, и в два огромных прыжка оказался рядом.

Она скользнула в его объятия, но мускулистые, облеченные в сияние руки сомкнулись, прошли сквозь нее и сжали пустоту. Она горестно выкликала его имя и, трепеща, прижималась к Адаму всей своей бестелесностью. Но Лилит более не ощущала его, так же как и он не мог теперь ее осязать, и прежняя боль, посетившая Лилит в эфире, снова нахлынула на нее. Даже сейчас, в его объятиях, ей не дозволялось прикасаться к человеку. Отныне она для него — не более чем привидение, тогда как Ева — Ева, похитившая ее тело…

— Адам! — опять позвала Лилит. — Ты сначала был моим! Слышишь? Адам, если бы ты захотел, то вернул бы меня! У тебя ведь однажды получилось — выйдет и снова. Попробуй же!

Он вглядывался в ее туманные черты, сквозь которые просвечивала трава на склоне холма.

— Что случилось, Лилит? Тебя едва видно!

— Когда-то ты так сильно желал меня, что вызвал из небытия и облек плотью, — в отчаянии выкрикнула она. — Адам, Адам, пожелай меня снова!

Он не сводил с нее глаз.

— Хорошо, — ответил Адам, и голос предательски дрогнул. Затем он позвал громче: — Вернись, Лилит! Что с тобой? Вернись же!

Лилит закрыла глаза, чувствуя, как реальность восхитительным потоком пронизывает все ее бесплотные члены. Она уже нащупывала траву под босыми ногами, жадными пальцами касалась Адамовой груди. Он обнимал ее, и в его руках она проявлялась из пустоты, заново вливалась в плоть — благодаря Божественному подобию самого Бога. Как вдруг…

— Адам… Адам! — тихо прозвенел среди листвы нежный, чистый голосок Евы. — Адам, где ты? Мне хочется пойти и взглянуть на то Древо. Где же ты, милый?

— Скорее! — торопила Лилит, нетерпеливо колотя полуматериальными кулачками Адаму по груди.

Объятия ослабли. Адам оглянулся, и его прекрасное лицо омрачилось. Он вспомнил.

— «Оставь всех прочих», — пробормотал Адам каким-то чужим голосом.

Льнущая к нему Лилит слегка вздрогнула: она узнала отзвук того Гласа, что обращался к Адаму в тишине. «Оставь всех прочих, — сказал тогда Господь, — и прилепись к жене своей».

Адам разжал объятия, его руки повисли.

— Я… Я скоро… Ты подожди… — попятившись, неуверенно обратился он к прелестному туманному облику, едва различимому в древесной тени. — Я вернусь…

— Адам! — еще нежнее позвала Ева где-то поблизости.

— Иду, — откликнулся он.

Он окинул Лилит долгим прощальным взглядом, затем повернулся и легко побежал прочь, в лес. Деревья перед ним расступались, и полубожественный отсвет от него ложился на листву.

Лилит смотрела вслед воплощению сияющей красоты до тех пор, пока Адам не исчез из виду. Тогда она закрыла лицо едва видимыми ладонями; колени подогнулись, и она скорчилась на траве. Ветер, дующий ниоткуда, трепал эфемерные волосы, не задевая листвы. Лилит стала наполовину плотской и могла плакать. Рыдания явились для нее откровением и немного облегчили душу.

Потом Лилит услышала — кажется, прошло немало времени — тихое шипение. Окутанная тенью собственных волос, она некоторое время прислушивалась, икая и почти перестав всхлипывать. Наконец подняла глаза, ахнула и легко вскочила на ноги: полуреальное существование не требовало усилий.

Сбоку на нее косил глазом ухмыляющийся змей. Он прекрасно смотрелся в зеленом сумраке подлеска, и Лилит, хотя недавно любовалась Адамом, поймала себя на легкой дрожи восхищения. В те дни змей был таким же прямоходящим, как и человек, и даже в его облике было немало человеческого, но его привлекательность отличалась от красоты Адама, как день от ночи. Он был гибок, покрыт нарядной чешуей и по всем меркам относился к красивейшим особям мужского пола. Вокруг него распространялось смутное сияние, исходившее от неясно видимого ангела, крылатого и грозного. Ангел изливал на змея свет, тому не свойственный. Среди этого-то небесного свечения и раздался невозмутимый голос змея:

— Повелительница воздуха и тьмы! Не ожидал тебя здесь встретить. Как ты попала в это тело?

Лилит собралась с духом, прогнала икоту, встала, смущенно взмахнув пышными волосами, и ответила с мрачной невозмутимостью:

— Так же, как ты — в свое, надо полагать. Впрочем, притворись получше, если захочешь кого-нибудь обмануть. Что привело тебя в Эдем, Люцифер?

Змей оглядел себя и пустил по переливающейся чешуе пару плавных волн, после чего очертания ангела, парящего в воздухе, постепенно поблекли, а привлекательность змеева тела усилилась, словно его плоть приобрела дополнительную красоту. Змей взглянул на Лилит:

— Ну, так лучше? Да, я спустился сюда намеренно. У меня… дело к Адаму. — В его невозмутимом голосе промелькнула жестокая нотка. — Ты, наверное, слышала о вчерашней заварушке на небесах? Я постарался.

— О заварушке? — откликнулась Лилит.

Поглощенная своим горем, она уже и думать забыла о звуках сечи и громких боевых кличах серафимов.

— Разгар битвы был просто великолепен, — ухмыльнулся Люцифер. — Кровь ручьями стекала по золотым мостовым. Честно говоря, отрадно, что крик «Осанна!» на небесах удалось хоть как-то разнообразить. Но… — он пожал плечами, — они одержали верх. Слишком многие оказались глупцами и приняли сторону Иеговы. Впрочем, мы задали им жару и вдобавок прихватили с собой часть яшмовой стены, когда нас выкинули оттуда. Бог победил, зато теперь он дважды подумает, прежде чем снова меня оскорблять.

— Он тебя оскорбил? — удивилась Лилит. — Как?

Люцифер, окутанный сиянием блестящей чешуи, вытянулся во весь свой внушительный рост:

— Господь сотворил меня из огня! Неужели я буду пресмыкаться перед… перед этим куском глины по имени Адам? Может, другие ангелы и послушаются, если Господь велит им преклоняться, но со мной это не пройдет!

— Потому ты и здесь?

— А что, это не причина? У меня с Адамом свои счеты.

— Не тронь его, — беспомощно приказала Лилит. — Он подобие Божие, а тебе, ты сам знаешь, с Господом не тягаться.

Люцифер снова выпрямил величественное мерцающее тело и посмотрел на нее свысока:

— Подумаешь, кусок глины. Не так уж он и совершенен. В чем его изъян? Ты-то его получше знаешь.

Лилит молча взирала на змея, чувствуя, как ее полуоформившаяся плоть переполняется